31.01.2011 в 01:10
Пишет Пленница экрана:Страшные сказки
Давно уже хотела, (но все как-то откладывала) сделать пост о сказках, которые пугают, пугали, ещё успеют напугать. Как правильно сказала Осколок Эха страшнее чем в жизни, все ровно не будет.В этом посте (хотя думаю, что одним не обойдется) буду выкладывать страшные сказки, сказочки, легенды и прочее...страшное. Начну с книги скандинавских сказок. Ею в детстве, мы с братом пугали друг друга. Читала, в основном я, а он только пугался. Иллюстрации уж больно в книге чумовые (сами оцените). А потом и до других книг (сказок страшных) дойдет. План такой: иллюстрация, а следом за ней сказка.
Это обложка книги.
А этот милый старичок (видимо, собиратель сказок), устроился на первой странице. Кто он, и в какой сказке обитает непонятно.
читать и смотреть дальше
Этой картинки я в детстве очень боялась. Наверное, из-за неё у меня такая боязнь открытой воды.
КОЛДУН ЛОФТ
Был когда-то в епископской школе в Хоуларе один ученик по имени Лофт. Все свободное время он отдавал колдовству и превзошел всех в этом искусстве. Он любил подбивать других учеников на всякие проделки. Однажды на рождество Лофт поехал домой к родителям. В пути он заночевал на каком-то хуторе, а утром подковал тамошнюю служанку, взнуздал ее и поскакал на ней домой. После этого служанка долго болела—Лофт загнал ее чуть не до смерти,—но, пока он был жив, она и словом не обмолвилась об этом случае. А'другую служанку, которая от него забеременела, Лофт умертвил с помощью колдовства. Вот как он это сделал: несла служанка из кухни в корыте золу, и вдруг перед ней раскрылась стена. Только она шагнула в этот проем, как Лофт снова • закрыл стену. Много лет спустя, когда стену рушили, в ней нашли скелет женщины с корытом в руках, а в ее скелете—косточки неродившегося ребенка.
Лофт не успококлся, пока не изучил до мельчайших подробностей всю «Серую Кожу». Он встречался со многими колдунами, и никто не мог превзойти его в колдовском искусстве. Но зато он сделался таким злобным и мрачным, что другие ученики боялись и ненавидели его.
Как-то раз в начале зимы Лофт попросил самого храброго из учеников помочь ему вызвать из могилы одного древнего епископа. Тот стал отказываться, но Лофт пригрозил, что убьет его.
— Вряд ли я смогу быть тебе полезен, ведь я несведущ в колдовстве,—сказал тогда ученик.
Однако Лофт объяснил, что ему придется только стоять на колокольне, держать веревку от колокола и по знаку Лофта начать звонить.
— А теперь слушай, я открою тебе, что я задумал,—сказал Лофт.— Если человек владеет колдовством, как я, он может использовать его только для злых дел, в противном случае его ждет смерть. Но если ему удастся постичь колдовскую премудрость до конца, дьявол потеряет над ним власть и даже станет служить ему, как он служил Сэмунду Мудрому. Постигший всю колдовскую премудрость делается независимым и может использовать свои познания, как пожелает. Беда в том, что приобрести такие познания в наши дни стало трудно. Теперь нет Школы Чернокнижия, а «Красная Кожа» по повелению епископа Гохтскаулька Злого зарыта вместе с ним в могиле. Вот я и надумал вызвать епископа из могилы и отнять у него «Красную Кожу». Правда, вместе с ним выйдут из могил и другие древние епископы—им не устоять перед всеми заклинаниями, которые понадобятся, чтобы вызвать Гохтскаулька. Эти заклинания не подействуют лишь на епископов, которые умерли совсем недавно и похоронены с Библией на груди. Только не вздумай звонить раньше, чем нужно, но и не опоздай, помни, от этого зависит и мое земное, и мое вечное блаженство. А уж я в свой черед отблагодарю тебя: ты всегда и во всем будешь первым и никто ни в чем тебя не превзойдет.
Они столковались и, когда все легли спать, отправились в церковь. Светила луна, и в церкви было светло. Товарищ Лофта занял место на колокольне, а Лофт взошел на кафедру и начал читать заклинания. Вскоре из могилы поднялся мертвец с добрым серьезным лицом и короной на голове. — Остановись, несчастный, пока не поздно!—сказал он Лофту.—Тяжким будет проклятие моего брата Гвендура, если ты потревожишь его покой. Но Лофт оставил без внимания слова этого епископа и продолжал заклинать. Тогда из могил один за другим стали подниматься древние епископы с крестами на груди и посохами в руках. Все они обращались к Лофту с какими-нибудь словами, а с какими — неизвестно. Трое из них были в коронах, но ничего колдовского в их облике не было. Однако Гохтскаульк все не поднимался. Лофт начал заклинать еще неистовей, он обратился к самому дьяволу и покаялся ему во всем содеянном им добре. Тут раздался страшный грохот и поднялся мертвец с посохом в руке и красной книгой под мышкой. Наперсного креста на нем не было. Он сурово взглянул на епископов и устремил испепеляющий взгляд на Лофта. Тот стал заклинать еще усерднее. Гохтскаульк грозно двинулся к нему.
— Хорошо ты поешь, сынок,— насмешливо произнес он,—лучше, чем я думал, но моей «Красной Кожи» тебе все равно не видать.
Лофт пришел в исступление, и от богохульств церковь затрещала и заходила ходуном. Товарищу его показалось, будто Гохтскаульк медленно приблизился к Лофту и нехотя подает ему книгу. В глазах товарища потемнело, его обуял ужас. Увидев, что Лофт протянул к книге руку, он подумал, что тот делает ему знак, и ударил в колокол. Все епископы с грохотом провалились под землю. Одно мгновение Лофт стоял неподвижно, закрыв лицо руками, а потом медленно, шатаясь, поднялся на колокольню.
— Все обернулось хуже,, чем я предполагал, но ты в этом не виноват,—сказал он своему товарищу.— Мне следовало дождаться рассвета, тогда Гохтскаульк сам отдал бы мне книгу. Но он оказался более стойким, чей я. Когда я увидел книгу и услышал его насмешки, я потерял над собой власть. Стоило мне произнести еще хотя бы одно заклинание, церковь бы рухнула, а Гохтскаульк только этого и хотел. Но, видно, от своей судьбы не уйдешь. Теперь у меня нет надежды на вечное блаженство. Но обещанную награду ты получишь, и пусть все происшедшее останется между нами. С той поры Лофт стал молчалив и даже как-будто немного повредился в уме, он боялся темноты и с наступлением сумерек спешил зажечь все светильники.
— В субботу в середине великого поста я буду уже в аду,— часто бормотал он.
Ему посоветовали попросить приюта у пастора из Стадарстадира, который был очень стар, тверд в вере и считался лучшим священником в округе. Помешанных и околдованных он исцелял одним наложением рук. Пастор пожалел Лофта и позволил ему неотлучно находиться при себе—и днем и ночью, и дома и на улице. Лофт заметно оправился, но пастор продолжал опасаться за него, потому что Лофт никогда не молился вместе с ним. Лофт неизменно сопровождал пастора, когда тот навещал больных и искушаемых дьяволом, и присутствовал при их беседе. Пастор не выходил из дома без облачения и всегда брал с собой хлеб и вино для причастия.
Наступила суббота в середине великого поста. Лофт был болен, пастор сидел у его постели и христианской беседой поддерживал в нем бодрость духа. Часов в девять утра пастору сообщили, что один из его друзей лежит при смерти и просит пастора причастить его и подготовить к благочестивой кончине. Пастор не мог ему отказать. Он спросил у Лофта, может ли тот сопровождать его, но Лофт ответил, что боли и слабость не позволяют ему двигаться. Пастор сказал Лофту, что все будет хорошо, если тот не выйдет из дому до его возвращения, и Лофт обещал не вставать с постели. Потом пастор благословил и поцеловал его. У порога пастор опустился на колени, прочел молитву и осенил дверь крестным знамением. Люди слышали, как он пробормотал про себя:
— Один Бог ведает, спасется ли этот человек. Боюсь, что мне не одолеть силу, которая мешает его спасению.
Когда пастор ушел, Лофт вдруг почувствовал себя совершенно здоровым. День был погожий, и ему захотелось выйти прогуляться. Мужчины уехали рыбачить, и дома не было никого, кроме кухарки и одного работника, которые не стали его удерживать. Лофт отправился на соседний хутор. Там жил один старик, человек скорее злой, чем добрый. Сам он уже не рыбачил. Лофт попросил старика спустить для него на воду небольшую лодку—ему, мол, охота порыбачить у самого берега. Старик выполнил его просьбу. Тихая погода держалась весь день, но лодки этой никто уже больше не видел. Даже обломка от весла и то не нашлось. Только один человек видел с берега, как из воды высунулась серая мохнатая лапа, схватила лодку и вместе с Лофтом утащила ее под воду.
ДЬЯКОН ИЗ МИРКАУ
В давние времена жил в Миркау один дьякон, как его звали, нам неизвестно. Он был обручен с женщиной по имени Гвудрун. Она жила на другом берегу реки в Байисау и служила у тамошнего пастора. У дьякона была гнедая лошадь с темной гривой, он всегда ездил на ней, звали ее Фахси.
Как-то зимой дьякон приехал к Гвудрун, пригласил ее в Миркау на рождество и обещал сам приехать за ней в сочельник. Пока дьякон гостил в Байисау, началась оттепель и лед на реке вздулся. Дьякон не решился переправляться по такому льду и поскакал вдоль берега к мосту. Но только конь вступил на мост, как мост обвалился, и дьякон упал в реку.
Наутро хозяин соседнего хутора увидел возле своего выгона чужую лошадь, ему показалось, будто это Фахси дьякона из Миркау. Испугался крестьянин и заподозрил неладное, он видел, как дьякон накануне проезжал мимо, но не заметил, чтобы он возвращался обратно. Крестьянин подошел поближе и убедился, что это действительно Фахси. Она была мокрая и вся дрожала. Тогда он спустился к реке и нашел на берегу тело дьякона. Упав с моста, дьякон стукнулся затылком о льдину и умер. Крестьянин поехал в Миркау и сообщил о случившемся. Покойника привезли домой и похоронили за день до сочельника.
Из-за оттепели и начавшегося паводка весть о гибели дьякона не дошла до Байисау. В сочельник погода выдалась тихая и ясная, вода в реке спала, и Гвудрун радовалась предстоящему празднику в Миркау. Вечером она стала наряжаться. Когда она была уже почти готова, в дверь постучали. Девушка, сидевшая у Гвудрун, выглянула за порог, но никого не увидела, потому что месяц скрылся за облаком. Она вернулась и сказала, что на дворе никого нет.
— Верно, надо мне самой выйти,— сказала Гвудрун.
Ей оставалось надеть только шубу, впопыхах она успела сунуть в рукав одну руку и вышла. У крыльца Гвудрун увидела Фахси и с ней человека, которого она приняла за дьякона. Говорили они друг с другом или нет, неизвестно. Дьякон поднял Гвудрун на лошадь, а потом и сам сел впереди нее. Некоторое время они ехали молча, в темноте ничего не было видно. Вот они переехали через реку и поднялись на берег, тут шляпа дьякона чуть-чуть сдвинулась, и Гвудрун увидела голый череп—месяц как раз вышел из-за облаков. Дьякон сказал:
— Месяц светит, мертвый едет; или ты не видишь мой белый череп, Гарун, Гарун?
Гвудрун испугалась и промолчала. Правда, некоторые говорят, будто она приподняла сзади шляпу дьякона, увидела белый череп и сказала в ответ:
— Вижу то, что есть.
Подъехали они к воротам кладбища в Миркау, и дьякон сказал:
— Подожди здесь, Гарун, Гарун, отведу я Фахси, Фахси в конюшню, в конюшню.
Проговорил он эти слова и уехал, а Гвудрун осталась на кладбище. Там она увидела открытую могилу и очень перепугалась, но, не растерявшись, схватила веревку от колокола и начала звонить. Тотчас кто-то сзади вцепился в нее и так сильно дернул за шубу, что разорвал по шву тот рукав, который Гвудрун успела надеть. Обернувшись, Гвудрун увидела, как дьякон с ее шубой бросился в открытую могилу и его засыпало землей.
Поняла она, что видела привидение дьякона, хотя о его гибели ей не было известно. Гвудрун была так напугана, что не решилась даже выпустить веревку и убежать. Она рассказывала, что звонила без передышки, пока на кладбище не сбежались все обитатели Миркау. Убедившись, что перед ней живые люди, Гвудрун перестала звонить в колокол, они поведали ей о смерти дьякона, а она им—о своей поездке.
В тот же вечер, когда все уже улеглись и собирались погасить свет, дьякон явился в Миркау и попытался напасть на Гвудрун, так что людям уже было не до сна. Две недели Гвудрун не смела оставаться одна, и ее стерегли каждую ночь. Говорят, будто пастор сидел у нее в ногах и читал Псалтирь. Потом в Скага-фьорде нашли колдуна. Он приехал в Миркау, отыскал на выгоне большой валун, велел выкопать его и поднять на чердак. Вечером все заволокло туманом, и дьякон, по обыкновению, явился на хутор. Он хотел войти в дом, но колдун заклинаниями заманил его к южной стене, куда выходило чердачное окно, и столкнул на него валун. Там дьякон лежит и по сей день. После этого привидение перестало посещать Миркау и Гвудрун оправилась от страха. Вскоре она вернулась домой, но люди говорят, что она уже никогда не была такой, как прежде.
По исландским поверьям, привидения не осмеливаются упоминать бога, а также называть имена, в которые слово «бог» (Гвуд) входит как составная часть.
ГЕДЛИВЕР
Рассказывают, что в последние годы папства на востоке Исландии в Боргар-фьорде на хуторе Квол жила богатая супружеская чета. У них было много скота, и они держали несколько работников. Неподалеку от этого хутора в горах жила скесса, люди никогда не считали ее опасной.
Но вот однажды рождественской ночью хозяин Квола вышел из дому и не вернулся, долго его искали, да так и не нашли. А через год, опять на рождество, исчез и один из работников. Его тоже не нашли, и никто не знал, что с ним сталось. После этого случая вдова со всеми домочадцами уехала из Квола, однако она ежедневно посылала туда людей кормить скот. Весной вдова вернулась на хутор и прожила там все лето. На зиму она собиралась перебраться по соседству в Гилсаурведлир, чтобы ее работникам было удобно ухаживать за оставшимся в Кволе скотом и возить туда сено. У вдовы было четыре коровы, одна отелилась в конце лета. За два дня до отъезда из Квола вдове приснился сон. Ей снилось, будто к ней пришла незнакомая женщина в старинном исландском наряде, с виду небогатая, дружески поздоровалась и сказала так:
— У тебя уже отелилась одна из коров, а у меня корова отелится только к рождеству. Мои трое малышей сидят без молока, поэтому прошу тебя: каждый день, как станешь кормить своих работников, наливай и мне молока в жбанчик, который ты найдешь на полке у себя в чулане. Я знаю, через два дня ты собираешься переехать в Гилсаурведлир, потому что боишься оставаться тут на зиму. Это понятно, ведь тебе неизвестно, почему исчезли в те зимы твой муж и работник. Но я открою тебе эту тайну: великанша, что живет неподалеку на горе Стадарфь-ядль, родила ребенка. Он очень злой и капризный и каждое рождество требует человечьего мяса. Вот и пришлось великанше утащить сперва твоего мужа, а потом и работника. Нынешней зимой она опять кого-нибудь утащит. Но если ты останешься в Кволе и исполнишь мою просьбу, я дам тебе хороший совет и помогу прогнать эту нечисть из ваших мест.
Проговорив это» женщина исчезла, а хозяйка проснулась и задумалась о своем сне. Занимался день, она встала и в чулане на полке нашла деревянный жбанчик. Хозяйка наполнила его парным молоком и поставила обратно на полку. Жбанчик тут же исчез, а вечером снова появился на прежнем месте.
Почти до самого рождества хозяйка наполняла жбанчик молоком, а в ночь на мессу Торлаука ей снова приснился сон. К ней пришла та же женщина, дружески поздоровалась и сказала:
— Ты оказалась не любопытной и даже не пыталась узнать, кто же столько времени б&ет у тебя молоко. Но теперь я откроюсь: я—аульва и живу в холме по соседству с твоим домом. Ты поступила благородно, но больше я в твоем молоке не нуждаюсь, моя корова вчера отелилась. Прими же от меня в благодарность ту безделицу, которую я положила на полку, где прежде ставила свой жбанчик. А еще я научу тебя, как спастись от неминуемой гибели. На рождество, ровно в полночь, тебе вдруг захочется выйти из дому—не противься этому желанию и выходи. На дворе ты увидишь огромную безобразную скессу, она схватит тебя, перенесет через луг, перейдет вброд реку и направится к горе Стадарфьядль. Дай ей отойти от реки подальше, а там скажешь: «Что это мне слышится?» Она спросит: «А что тебе слышится?» Ты скажешь: «Мне слышится, будто кто-то зовет: «Мама Гедливёр! Мама Гедливёр!» Она удивится, потому что ни один человек не знает ее имени, и скажет: «Должно быть, это мой малыш!» Тут она бросит тебя на землю и помчится домой. Пока великанша будет занята тобой, я немного помучаю ее выродка, но к ее приходу исчезну. А ты, только она тебя отпустит, беги что есть мочи к реке и постарайся добраться до песчаной отмели. Там великанша тебя догонит и скажет: «Вот глупая овца, не могла подождать!»—и опять потащит к себе в пещеру. Пусть она отойдет подальше, а тогда скажешь, как в первый раз: «Что это мне слышится?» Она спросит: «А что тебе слышится?» Ты скажешь: «Мне слышится, будто кто-то зовет: «Мама Гедливёр! Мама Гедливёр!» «Это мой детеныш!»—скажет она, бросит тебя и побежит к своей пещере. Тут уж ты, не теряя времени, беги прямо в церковь. Тебе надо добежать до церкви, прежде чем она вернется. Она будет сильно разгневана, потому что ее ребенка я убью, и вернется она не за тем, чтобы отпустить тебя домой. А если у тебя не хватит сил, я тебе помогу.
Когда хозяйка проснулась, было уже светло, она пошла в чулан и нашла на полке узел, в нем лежало красивое, искусно сшитое платье. Она взяла платье и спрятала его в ларь. Настал сочельнику все было тихо и спокойно. В рождественскую полночь обитатели Квола уже крепко спали, не спалось только хозяйке. Вдруг ей очень захотелось выйти из дому. Она не стала противиться этому желанию и вышла, и в Ту же минуту огромная скесса схватила ее, перемахнула с ней через луг и зашагала вброд через реку. А дальше было все точь-в-точь, как предсказала аульва. Вот скесса бросила хозяйку Квола во второй раз, и та побежала к церкви. И тут ее будто кто под руки подхватил, так ей стало легко бежать. Только вдруг по каменистому склону Ста-дарфьядля с грохотом посыпались камни, и в ярком свете месяца хозяйка Квола увидела, как через ложбину к ней мчится великанша. Женщину охватил такой ужас, что она непременно упала бы, но кто-то поднял ее и донес до самой церкви. Там ее втолкнули внутрь и заперли за ней дверь. В церкви было много народу, звонарь ударил в колокол что было мочи. Паперть задрожала от чьей-то тяжелой поступи, и люди увидели в окне безобразную скессу, которая крикнула, услыхав колокольный звон:
— Вот дерьмо!—и повернула прочь, выбив ногой большой кусок церковной стены.— Чтоб тебе провалиться!—злобно добавила она.
Хозяйка Квола пробыла в церкви всю заутреню и обедню, а после поехала домой, и больше о ней ничего не известно.
О МЕЛЬНИЦЕ, КОТОРАЯ СТОИТ И МЕЛЕТ НА ДНЕ МОРСКОМ
Давным-давно жили-были два брата. Один был богатый, другой бедный. Вот пришло рождество, а у бедного в доме ни крошки хлеба, ни кусочка мяса, и пошел он к богатому и попросил у него немного еды в честь святого праздника. Богатому приходилось и раньше помогать брату, да только был он жадный, трудно ему было расставаться со своим добром и надоел ему бедняк.
— Если ты исполнишь мою просьбу, я дам тебе целый окорок,—сказал он. Ну, бедняк, ясное дело, сразу на все согласился.
— Ну так слушай. Отправляйся-ка ты к Дьяволу в преисподнюю!—сказал богатый и швырнул бедному окорок.
— Что ж, коли обещано, надо исполнить,— сказал бедняк, взял окорок и отправился в путь.
Шел он, шел, целый день шел, а когда стемнело, пришел к одному месту и видит: дом стоит, а в окнах яркий свет горит. «Ну-ка посмотрим, не тут ли это»,— подумал он. Оглянулся и видит: рядом с домом старик с длинной седой бородой рубит к рождеству дрова.
— Добрый вечер,—сказал бедняк.
— Добрый вечер, куда это ты собрался на ночь глядя?—спрашивает старик.
— Вот иду в преисподнюю, да не знаю, не сбился ли с пути,—отвечает ему бедняк — С пути-то ты не сбился» это как раз тут,—говорит старик.—Только смотри: как войдешь, все захотят купить у тебя окорок, ведь в преисподней редко когда приходится салом лакомиться; но ты его не отдавай, пока тебе не дадут за него ручную мельницу, что стоит за дверью. А когда ты выидешъ9 я научу тебя управлять этой мельницей, и она тебе намелет, что твоей душе угодно.
Ну, поблагодарил его бедняк с окороком за добрый совет и постучался к Дьяволу.
Вошел он, и все было так, как говорил старик. Все черти, от мала до велика, окружили его» как муравьи личинку, и принялись выторговывать окорок — предлагают цены одна другой выше.
— Собирались мы со старухой поесть его на рождество, но, раз уж вам так хочется, ладно, могу его уступить,— говорит бедняк.— Но продам я его только за ту мельницу, что стоит за дверью.
Не хотелось Дьяволу отдавать мельницу, уж он жался, торговался и так и сяк, но бедняк стоял на своем, и пришлось ему мельницу отдать.
В ышел бедня к, расспросил стари ка, как управлять мельницей, а когда тот научил его, поблагодарил за все и побежал домой. Он бежал что есть духу и все-таки добрался до дому в ту самую минуту, когда часы пробили полночь.
— Господи, да что же это с тобой приключилось?—сказала жена.—Сижу я, сижу, жду тебя, жду, а у самой нет даже дров, чтобы хоть кашу сварить к рождеству.
— Ох, раньше я прийти никак не мог, мне нужно было раздобыть что моей душе угодно, а идти пришлось далеко. Зато посмотри-ка!—сказал муж, поставил мельницу на стол и попросил, чтобы сначала она намолола дров, потом скатерть, а потом еды и питья и всего-всего, что только нужно для рождественского ужина, и, чего бы он ни попросил, все мельница молола.
Жена только крестилась и все хотела узнать, откуда муж взял такую диковину, а он не хотел ей говорит*.
— Не все ли равно тебе, откуда я взял мельницу? Видишь, мельница хорошая, мелет хорошо,— отвечает он ей.
И вот намолол он еды и питья и много разного добра на весь праздник, а на третий день позвал к себе друзей и угостил их на славу.
Как увидел богатый все это угощение, он от зависти и злости чуть не лопнул. «Перед рождеством у него ничего не было, и он приходил ко мне попрошайничать ради святого праздника, а теперь принимает гостей, словно какой-нибудь принц или король»,— подумал он.
— Черт знает, и где ты нашел такое богатство?—спрашивает он у брата.
— Как ему не знать, небось, за дверью у него стояло,— ответил тот, у кого была мельница; вовсе он не собирался брату все объяснять.
Но попозже, когда в голове у него помутилось, забылся он и показывает брату мельницу.
— Вот,— говорит,—гляди, откуда все мое богатство!—и стал просить молоть мельницу то одно, то другое.
Увидел это брат и решил заполучить мельницу, чего бы ему это ни стоило. Прошло немного времени, и бедный согласился отдать мельницу за триста талеров, только с условием, что она останется у него до сенокоса. «А за это время я смогу намолоть еды на много лёт»,— подумал он. Мельница без дела не стояла, а когда пришел сенокос, богатый забрал ее себе; только бедный не стал его учить, как управлять ею.
Вечером богатый принес домой мельницу, а наутро говорит жене:
— Пойди последи за косцами, а завтрак я сам приготовлю.
Подошло время к завтраку, и поставил он мельницу на стол.
— Мели селедку и кашу, да поскорее! — говорит.
И принялась мельница молоть селедку и кашу; сначала наполнились все миски, потом бочки и корыта, а потом полилась каша и посыпалась селедка прямо на пол в кухне. Хозяин и так и сяк—хочет остановить мельницу, а она все мелет и мелет, и скоро налилось столько каши, что он сам чуть не утонул. Распахнул он дверь в комнату, но скоро и комната вся наполнилась кашей. Каша все течет и течет, и уж как он нашарил дверную щеколду, прямо не знаю! Зато уж как открыл он дверь, так недолго в комнате оставался; выскочил наружу, а каша с селедкой за ним, затопила весь двор и дальше потекла.
А жена работает, вяжет снопы и думает: «Что-то долго не зовет муж завтракать. Надо пойти ему помочь, ведь он не умеет кашу варить!» Сказала она это косцам, и они отправились к дому. Только поднялись на пригорок, а навстречу им селедка и каша—течет, булькает, шумит, а впереди сам хозяин несется.
— Эх, черт, хоть бы у вас было по тысяче брюх у каждого. Смотрите только не утоните в своем завтраке! — закричал он и помчался мимо них так, словно за ним гнался Нечистый, и дальше, дальше, прямо к дому своего брата.
— Возьми ты ее себе, бога ради,— просит,—да поскорее! Ведь если она этак еще немного промелет, мы все потонем в каше!
Но брат не соглашался забирать мельницу, пока богатый не заплатит ему триста талеров, и пришлось тому заплатить.
Теперь у бедного были и деньги, и мельница. Прошло немного времени, и отстроил он себе двор гораздо лучше, чем у брата; мельница намолола ему так много золота, что он покрыл дом золотою крышей, а стоял дом на самом берегу моря и сиял на весь фьорд. Все, кто проплывал мимо, выходили на берег и заходили в гости к богатому хозяину золотого двора, и всем хотелось взглянуть, на чудесную мельницу, потому что молва о ней прокатилась по всему свету и трудно было сыскать такого, кто ничего о ней не слыхал.
И вот однажды приплыл в те края один моряк, и захотел он взглянуть на мельницу. И спросил, сумеет ли она намолоть соли.
— Конечно, сумеет, а как же! — отвечал хозяин.
Как услышал это моряк, так решил заполучить мельницу, чего бы это ему ни стоило. «Ведь если она будет у меня, мне не придется больше плавать далеко-далеко по морю за солью».
Сначала хозяин никак не хотел расставаться с мельницей, но моряк так молил, так просил, что в конце концов тот продал ее и получил за нее много-много тысяч талеров.
Взвалил моряк мельницу на спину и. поскорее ушел, потому что боялся, как бы хозяин не передумал. Спрашивать, как управлять мельницей, у него не было времени. Сел он на корабль и отправился в путь, а когда вышел в открытое море, поставил перед собой мельницу.
— Мели-ка соль, да поскорее!—сказал моряк.
Принялась мельница молоть соль, мелет и мелет. Намолола мельница полный корабль соли, хотел моряк ее остановить, старался, просил ее, молил, а она не останавливается. Все выше и выше росла соляная гора, и наконец пошел корабль ко дну.
А мельница до сих пор стоит на дне морском и все мелет и мелет соль. Оттого и вода в море соленая.
Если интересно, то я выложу сказки с картинками разумеется, вот из этих двух книг:
URL записиДавно уже хотела, (но все как-то откладывала) сделать пост о сказках, которые пугают, пугали, ещё успеют напугать. Как правильно сказала Осколок Эха страшнее чем в жизни, все ровно не будет.В этом посте (хотя думаю, что одним не обойдется) буду выкладывать страшные сказки, сказочки, легенды и прочее...страшное. Начну с книги скандинавских сказок. Ею в детстве, мы с братом пугали друг друга. Читала, в основном я, а он только пугался. Иллюстрации уж больно в книге чумовые (сами оцените). А потом и до других книг (сказок страшных) дойдет. План такой: иллюстрация, а следом за ней сказка.
Это обложка книги.
А этот милый старичок (видимо, собиратель сказок), устроился на первой странице. Кто он, и в какой сказке обитает непонятно.
читать и смотреть дальше
Этой картинки я в детстве очень боялась. Наверное, из-за неё у меня такая боязнь открытой воды.
КОЛДУН ЛОФТ
Был когда-то в епископской школе в Хоуларе один ученик по имени Лофт. Все свободное время он отдавал колдовству и превзошел всех в этом искусстве. Он любил подбивать других учеников на всякие проделки. Однажды на рождество Лофт поехал домой к родителям. В пути он заночевал на каком-то хуторе, а утром подковал тамошнюю служанку, взнуздал ее и поскакал на ней домой. После этого служанка долго болела—Лофт загнал ее чуть не до смерти,—но, пока он был жив, она и словом не обмолвилась об этом случае. А'другую служанку, которая от него забеременела, Лофт умертвил с помощью колдовства. Вот как он это сделал: несла служанка из кухни в корыте золу, и вдруг перед ней раскрылась стена. Только она шагнула в этот проем, как Лофт снова • закрыл стену. Много лет спустя, когда стену рушили, в ней нашли скелет женщины с корытом в руках, а в ее скелете—косточки неродившегося ребенка.
Лофт не успококлся, пока не изучил до мельчайших подробностей всю «Серую Кожу». Он встречался со многими колдунами, и никто не мог превзойти его в колдовском искусстве. Но зато он сделался таким злобным и мрачным, что другие ученики боялись и ненавидели его.
Как-то раз в начале зимы Лофт попросил самого храброго из учеников помочь ему вызвать из могилы одного древнего епископа. Тот стал отказываться, но Лофт пригрозил, что убьет его.
— Вряд ли я смогу быть тебе полезен, ведь я несведущ в колдовстве,—сказал тогда ученик.
Однако Лофт объяснил, что ему придется только стоять на колокольне, держать веревку от колокола и по знаку Лофта начать звонить.
— А теперь слушай, я открою тебе, что я задумал,—сказал Лофт.— Если человек владеет колдовством, как я, он может использовать его только для злых дел, в противном случае его ждет смерть. Но если ему удастся постичь колдовскую премудрость до конца, дьявол потеряет над ним власть и даже станет служить ему, как он служил Сэмунду Мудрому. Постигший всю колдовскую премудрость делается независимым и может использовать свои познания, как пожелает. Беда в том, что приобрести такие познания в наши дни стало трудно. Теперь нет Школы Чернокнижия, а «Красная Кожа» по повелению епископа Гохтскаулька Злого зарыта вместе с ним в могиле. Вот я и надумал вызвать епископа из могилы и отнять у него «Красную Кожу». Правда, вместе с ним выйдут из могил и другие древние епископы—им не устоять перед всеми заклинаниями, которые понадобятся, чтобы вызвать Гохтскаулька. Эти заклинания не подействуют лишь на епископов, которые умерли совсем недавно и похоронены с Библией на груди. Только не вздумай звонить раньше, чем нужно, но и не опоздай, помни, от этого зависит и мое земное, и мое вечное блаженство. А уж я в свой черед отблагодарю тебя: ты всегда и во всем будешь первым и никто ни в чем тебя не превзойдет.
Они столковались и, когда все легли спать, отправились в церковь. Светила луна, и в церкви было светло. Товарищ Лофта занял место на колокольне, а Лофт взошел на кафедру и начал читать заклинания. Вскоре из могилы поднялся мертвец с добрым серьезным лицом и короной на голове. — Остановись, несчастный, пока не поздно!—сказал он Лофту.—Тяжким будет проклятие моего брата Гвендура, если ты потревожишь его покой. Но Лофт оставил без внимания слова этого епископа и продолжал заклинать. Тогда из могил один за другим стали подниматься древние епископы с крестами на груди и посохами в руках. Все они обращались к Лофту с какими-нибудь словами, а с какими — неизвестно. Трое из них были в коронах, но ничего колдовского в их облике не было. Однако Гохтскаульк все не поднимался. Лофт начал заклинать еще неистовей, он обратился к самому дьяволу и покаялся ему во всем содеянном им добре. Тут раздался страшный грохот и поднялся мертвец с посохом в руке и красной книгой под мышкой. Наперсного креста на нем не было. Он сурово взглянул на епископов и устремил испепеляющий взгляд на Лофта. Тот стал заклинать еще усерднее. Гохтскаульк грозно двинулся к нему.
— Хорошо ты поешь, сынок,— насмешливо произнес он,—лучше, чем я думал, но моей «Красной Кожи» тебе все равно не видать.
Лофт пришел в исступление, и от богохульств церковь затрещала и заходила ходуном. Товарищу его показалось, будто Гохтскаульк медленно приблизился к Лофту и нехотя подает ему книгу. В глазах товарища потемнело, его обуял ужас. Увидев, что Лофт протянул к книге руку, он подумал, что тот делает ему знак, и ударил в колокол. Все епископы с грохотом провалились под землю. Одно мгновение Лофт стоял неподвижно, закрыв лицо руками, а потом медленно, шатаясь, поднялся на колокольню.
— Все обернулось хуже,, чем я предполагал, но ты в этом не виноват,—сказал он своему товарищу.— Мне следовало дождаться рассвета, тогда Гохтскаульк сам отдал бы мне книгу. Но он оказался более стойким, чей я. Когда я увидел книгу и услышал его насмешки, я потерял над собой власть. Стоило мне произнести еще хотя бы одно заклинание, церковь бы рухнула, а Гохтскаульк только этого и хотел. Но, видно, от своей судьбы не уйдешь. Теперь у меня нет надежды на вечное блаженство. Но обещанную награду ты получишь, и пусть все происшедшее останется между нами. С той поры Лофт стал молчалив и даже как-будто немного повредился в уме, он боялся темноты и с наступлением сумерек спешил зажечь все светильники.
— В субботу в середине великого поста я буду уже в аду,— часто бормотал он.
Ему посоветовали попросить приюта у пастора из Стадарстадира, который был очень стар, тверд в вере и считался лучшим священником в округе. Помешанных и околдованных он исцелял одним наложением рук. Пастор пожалел Лофта и позволил ему неотлучно находиться при себе—и днем и ночью, и дома и на улице. Лофт заметно оправился, но пастор продолжал опасаться за него, потому что Лофт никогда не молился вместе с ним. Лофт неизменно сопровождал пастора, когда тот навещал больных и искушаемых дьяволом, и присутствовал при их беседе. Пастор не выходил из дома без облачения и всегда брал с собой хлеб и вино для причастия.
Наступила суббота в середине великого поста. Лофт был болен, пастор сидел у его постели и христианской беседой поддерживал в нем бодрость духа. Часов в девять утра пастору сообщили, что один из его друзей лежит при смерти и просит пастора причастить его и подготовить к благочестивой кончине. Пастор не мог ему отказать. Он спросил у Лофта, может ли тот сопровождать его, но Лофт ответил, что боли и слабость не позволяют ему двигаться. Пастор сказал Лофту, что все будет хорошо, если тот не выйдет из дому до его возвращения, и Лофт обещал не вставать с постели. Потом пастор благословил и поцеловал его. У порога пастор опустился на колени, прочел молитву и осенил дверь крестным знамением. Люди слышали, как он пробормотал про себя:
— Один Бог ведает, спасется ли этот человек. Боюсь, что мне не одолеть силу, которая мешает его спасению.
Когда пастор ушел, Лофт вдруг почувствовал себя совершенно здоровым. День был погожий, и ему захотелось выйти прогуляться. Мужчины уехали рыбачить, и дома не было никого, кроме кухарки и одного работника, которые не стали его удерживать. Лофт отправился на соседний хутор. Там жил один старик, человек скорее злой, чем добрый. Сам он уже не рыбачил. Лофт попросил старика спустить для него на воду небольшую лодку—ему, мол, охота порыбачить у самого берега. Старик выполнил его просьбу. Тихая погода держалась весь день, но лодки этой никто уже больше не видел. Даже обломка от весла и то не нашлось. Только один человек видел с берега, как из воды высунулась серая мохнатая лапа, схватила лодку и вместе с Лофтом утащила ее под воду.
ДЬЯКОН ИЗ МИРКАУ
В давние времена жил в Миркау один дьякон, как его звали, нам неизвестно. Он был обручен с женщиной по имени Гвудрун. Она жила на другом берегу реки в Байисау и служила у тамошнего пастора. У дьякона была гнедая лошадь с темной гривой, он всегда ездил на ней, звали ее Фахси.
Как-то зимой дьякон приехал к Гвудрун, пригласил ее в Миркау на рождество и обещал сам приехать за ней в сочельник. Пока дьякон гостил в Байисау, началась оттепель и лед на реке вздулся. Дьякон не решился переправляться по такому льду и поскакал вдоль берега к мосту. Но только конь вступил на мост, как мост обвалился, и дьякон упал в реку.
Наутро хозяин соседнего хутора увидел возле своего выгона чужую лошадь, ему показалось, будто это Фахси дьякона из Миркау. Испугался крестьянин и заподозрил неладное, он видел, как дьякон накануне проезжал мимо, но не заметил, чтобы он возвращался обратно. Крестьянин подошел поближе и убедился, что это действительно Фахси. Она была мокрая и вся дрожала. Тогда он спустился к реке и нашел на берегу тело дьякона. Упав с моста, дьякон стукнулся затылком о льдину и умер. Крестьянин поехал в Миркау и сообщил о случившемся. Покойника привезли домой и похоронили за день до сочельника.
Из-за оттепели и начавшегося паводка весть о гибели дьякона не дошла до Байисау. В сочельник погода выдалась тихая и ясная, вода в реке спала, и Гвудрун радовалась предстоящему празднику в Миркау. Вечером она стала наряжаться. Когда она была уже почти готова, в дверь постучали. Девушка, сидевшая у Гвудрун, выглянула за порог, но никого не увидела, потому что месяц скрылся за облаком. Она вернулась и сказала, что на дворе никого нет.
— Верно, надо мне самой выйти,— сказала Гвудрун.
Ей оставалось надеть только шубу, впопыхах она успела сунуть в рукав одну руку и вышла. У крыльца Гвудрун увидела Фахси и с ней человека, которого она приняла за дьякона. Говорили они друг с другом или нет, неизвестно. Дьякон поднял Гвудрун на лошадь, а потом и сам сел впереди нее. Некоторое время они ехали молча, в темноте ничего не было видно. Вот они переехали через реку и поднялись на берег, тут шляпа дьякона чуть-чуть сдвинулась, и Гвудрун увидела голый череп—месяц как раз вышел из-за облаков. Дьякон сказал:
— Месяц светит, мертвый едет; или ты не видишь мой белый череп, Гарун, Гарун?
Гвудрун испугалась и промолчала. Правда, некоторые говорят, будто она приподняла сзади шляпу дьякона, увидела белый череп и сказала в ответ:
— Вижу то, что есть.
Подъехали они к воротам кладбища в Миркау, и дьякон сказал:
— Подожди здесь, Гарун, Гарун, отведу я Фахси, Фахси в конюшню, в конюшню.
Проговорил он эти слова и уехал, а Гвудрун осталась на кладбище. Там она увидела открытую могилу и очень перепугалась, но, не растерявшись, схватила веревку от колокола и начала звонить. Тотчас кто-то сзади вцепился в нее и так сильно дернул за шубу, что разорвал по шву тот рукав, который Гвудрун успела надеть. Обернувшись, Гвудрун увидела, как дьякон с ее шубой бросился в открытую могилу и его засыпало землей.
Поняла она, что видела привидение дьякона, хотя о его гибели ей не было известно. Гвудрун была так напугана, что не решилась даже выпустить веревку и убежать. Она рассказывала, что звонила без передышки, пока на кладбище не сбежались все обитатели Миркау. Убедившись, что перед ней живые люди, Гвудрун перестала звонить в колокол, они поведали ей о смерти дьякона, а она им—о своей поездке.
В тот же вечер, когда все уже улеглись и собирались погасить свет, дьякон явился в Миркау и попытался напасть на Гвудрун, так что людям уже было не до сна. Две недели Гвудрун не смела оставаться одна, и ее стерегли каждую ночь. Говорят, будто пастор сидел у нее в ногах и читал Псалтирь. Потом в Скага-фьорде нашли колдуна. Он приехал в Миркау, отыскал на выгоне большой валун, велел выкопать его и поднять на чердак. Вечером все заволокло туманом, и дьякон, по обыкновению, явился на хутор. Он хотел войти в дом, но колдун заклинаниями заманил его к южной стене, куда выходило чердачное окно, и столкнул на него валун. Там дьякон лежит и по сей день. После этого привидение перестало посещать Миркау и Гвудрун оправилась от страха. Вскоре она вернулась домой, но люди говорят, что она уже никогда не была такой, как прежде.
По исландским поверьям, привидения не осмеливаются упоминать бога, а также называть имена, в которые слово «бог» (Гвуд) входит как составная часть.
ГЕДЛИВЕР
Рассказывают, что в последние годы папства на востоке Исландии в Боргар-фьорде на хуторе Квол жила богатая супружеская чета. У них было много скота, и они держали несколько работников. Неподалеку от этого хутора в горах жила скесса, люди никогда не считали ее опасной.
Но вот однажды рождественской ночью хозяин Квола вышел из дому и не вернулся, долго его искали, да так и не нашли. А через год, опять на рождество, исчез и один из работников. Его тоже не нашли, и никто не знал, что с ним сталось. После этого случая вдова со всеми домочадцами уехала из Квола, однако она ежедневно посылала туда людей кормить скот. Весной вдова вернулась на хутор и прожила там все лето. На зиму она собиралась перебраться по соседству в Гилсаурведлир, чтобы ее работникам было удобно ухаживать за оставшимся в Кволе скотом и возить туда сено. У вдовы было четыре коровы, одна отелилась в конце лета. За два дня до отъезда из Квола вдове приснился сон. Ей снилось, будто к ней пришла незнакомая женщина в старинном исландском наряде, с виду небогатая, дружески поздоровалась и сказала так:
— У тебя уже отелилась одна из коров, а у меня корова отелится только к рождеству. Мои трое малышей сидят без молока, поэтому прошу тебя: каждый день, как станешь кормить своих работников, наливай и мне молока в жбанчик, который ты найдешь на полке у себя в чулане. Я знаю, через два дня ты собираешься переехать в Гилсаурведлир, потому что боишься оставаться тут на зиму. Это понятно, ведь тебе неизвестно, почему исчезли в те зимы твой муж и работник. Но я открою тебе эту тайну: великанша, что живет неподалеку на горе Стадарфь-ядль, родила ребенка. Он очень злой и капризный и каждое рождество требует человечьего мяса. Вот и пришлось великанше утащить сперва твоего мужа, а потом и работника. Нынешней зимой она опять кого-нибудь утащит. Но если ты останешься в Кволе и исполнишь мою просьбу, я дам тебе хороший совет и помогу прогнать эту нечисть из ваших мест.
Проговорив это» женщина исчезла, а хозяйка проснулась и задумалась о своем сне. Занимался день, она встала и в чулане на полке нашла деревянный жбанчик. Хозяйка наполнила его парным молоком и поставила обратно на полку. Жбанчик тут же исчез, а вечером снова появился на прежнем месте.
Почти до самого рождества хозяйка наполняла жбанчик молоком, а в ночь на мессу Торлаука ей снова приснился сон. К ней пришла та же женщина, дружески поздоровалась и сказала:
— Ты оказалась не любопытной и даже не пыталась узнать, кто же столько времени б&ет у тебя молоко. Но теперь я откроюсь: я—аульва и живу в холме по соседству с твоим домом. Ты поступила благородно, но больше я в твоем молоке не нуждаюсь, моя корова вчера отелилась. Прими же от меня в благодарность ту безделицу, которую я положила на полку, где прежде ставила свой жбанчик. А еще я научу тебя, как спастись от неминуемой гибели. На рождество, ровно в полночь, тебе вдруг захочется выйти из дому—не противься этому желанию и выходи. На дворе ты увидишь огромную безобразную скессу, она схватит тебя, перенесет через луг, перейдет вброд реку и направится к горе Стадарфьядль. Дай ей отойти от реки подальше, а там скажешь: «Что это мне слышится?» Она спросит: «А что тебе слышится?» Ты скажешь: «Мне слышится, будто кто-то зовет: «Мама Гедливёр! Мама Гедливёр!» Она удивится, потому что ни один человек не знает ее имени, и скажет: «Должно быть, это мой малыш!» Тут она бросит тебя на землю и помчится домой. Пока великанша будет занята тобой, я немного помучаю ее выродка, но к ее приходу исчезну. А ты, только она тебя отпустит, беги что есть мочи к реке и постарайся добраться до песчаной отмели. Там великанша тебя догонит и скажет: «Вот глупая овца, не могла подождать!»—и опять потащит к себе в пещеру. Пусть она отойдет подальше, а тогда скажешь, как в первый раз: «Что это мне слышится?» Она спросит: «А что тебе слышится?» Ты скажешь: «Мне слышится, будто кто-то зовет: «Мама Гедливёр! Мама Гедливёр!» «Это мой детеныш!»—скажет она, бросит тебя и побежит к своей пещере. Тут уж ты, не теряя времени, беги прямо в церковь. Тебе надо добежать до церкви, прежде чем она вернется. Она будет сильно разгневана, потому что ее ребенка я убью, и вернется она не за тем, чтобы отпустить тебя домой. А если у тебя не хватит сил, я тебе помогу.
Когда хозяйка проснулась, было уже светло, она пошла в чулан и нашла на полке узел, в нем лежало красивое, искусно сшитое платье. Она взяла платье и спрятала его в ларь. Настал сочельнику все было тихо и спокойно. В рождественскую полночь обитатели Квола уже крепко спали, не спалось только хозяйке. Вдруг ей очень захотелось выйти из дому. Она не стала противиться этому желанию и вышла, и в Ту же минуту огромная скесса схватила ее, перемахнула с ней через луг и зашагала вброд через реку. А дальше было все точь-в-точь, как предсказала аульва. Вот скесса бросила хозяйку Квола во второй раз, и та побежала к церкви. И тут ее будто кто под руки подхватил, так ей стало легко бежать. Только вдруг по каменистому склону Ста-дарфьядля с грохотом посыпались камни, и в ярком свете месяца хозяйка Квола увидела, как через ложбину к ней мчится великанша. Женщину охватил такой ужас, что она непременно упала бы, но кто-то поднял ее и донес до самой церкви. Там ее втолкнули внутрь и заперли за ней дверь. В церкви было много народу, звонарь ударил в колокол что было мочи. Паперть задрожала от чьей-то тяжелой поступи, и люди увидели в окне безобразную скессу, которая крикнула, услыхав колокольный звон:
— Вот дерьмо!—и повернула прочь, выбив ногой большой кусок церковной стены.— Чтоб тебе провалиться!—злобно добавила она.
Хозяйка Квола пробыла в церкви всю заутреню и обедню, а после поехала домой, и больше о ней ничего не известно.
О МЕЛЬНИЦЕ, КОТОРАЯ СТОИТ И МЕЛЕТ НА ДНЕ МОРСКОМ
Давным-давно жили-были два брата. Один был богатый, другой бедный. Вот пришло рождество, а у бедного в доме ни крошки хлеба, ни кусочка мяса, и пошел он к богатому и попросил у него немного еды в честь святого праздника. Богатому приходилось и раньше помогать брату, да только был он жадный, трудно ему было расставаться со своим добром и надоел ему бедняк.
— Если ты исполнишь мою просьбу, я дам тебе целый окорок,—сказал он. Ну, бедняк, ясное дело, сразу на все согласился.
— Ну так слушай. Отправляйся-ка ты к Дьяволу в преисподнюю!—сказал богатый и швырнул бедному окорок.
— Что ж, коли обещано, надо исполнить,— сказал бедняк, взял окорок и отправился в путь.
Шел он, шел, целый день шел, а когда стемнело, пришел к одному месту и видит: дом стоит, а в окнах яркий свет горит. «Ну-ка посмотрим, не тут ли это»,— подумал он. Оглянулся и видит: рядом с домом старик с длинной седой бородой рубит к рождеству дрова.
— Добрый вечер,—сказал бедняк.
— Добрый вечер, куда это ты собрался на ночь глядя?—спрашивает старик.
— Вот иду в преисподнюю, да не знаю, не сбился ли с пути,—отвечает ему бедняк — С пути-то ты не сбился» это как раз тут,—говорит старик.—Только смотри: как войдешь, все захотят купить у тебя окорок, ведь в преисподней редко когда приходится салом лакомиться; но ты его не отдавай, пока тебе не дадут за него ручную мельницу, что стоит за дверью. А когда ты выидешъ9 я научу тебя управлять этой мельницей, и она тебе намелет, что твоей душе угодно.
Ну, поблагодарил его бедняк с окороком за добрый совет и постучался к Дьяволу.
Вошел он, и все было так, как говорил старик. Все черти, от мала до велика, окружили его» как муравьи личинку, и принялись выторговывать окорок — предлагают цены одна другой выше.
— Собирались мы со старухой поесть его на рождество, но, раз уж вам так хочется, ладно, могу его уступить,— говорит бедняк.— Но продам я его только за ту мельницу, что стоит за дверью.
Не хотелось Дьяволу отдавать мельницу, уж он жался, торговался и так и сяк, но бедняк стоял на своем, и пришлось ему мельницу отдать.
В ышел бедня к, расспросил стари ка, как управлять мельницей, а когда тот научил его, поблагодарил за все и побежал домой. Он бежал что есть духу и все-таки добрался до дому в ту самую минуту, когда часы пробили полночь.
— Господи, да что же это с тобой приключилось?—сказала жена.—Сижу я, сижу, жду тебя, жду, а у самой нет даже дров, чтобы хоть кашу сварить к рождеству.
— Ох, раньше я прийти никак не мог, мне нужно было раздобыть что моей душе угодно, а идти пришлось далеко. Зато посмотри-ка!—сказал муж, поставил мельницу на стол и попросил, чтобы сначала она намолола дров, потом скатерть, а потом еды и питья и всего-всего, что только нужно для рождественского ужина, и, чего бы он ни попросил, все мельница молола.
Жена только крестилась и все хотела узнать, откуда муж взял такую диковину, а он не хотел ей говорит*.
— Не все ли равно тебе, откуда я взял мельницу? Видишь, мельница хорошая, мелет хорошо,— отвечает он ей.
И вот намолол он еды и питья и много разного добра на весь праздник, а на третий день позвал к себе друзей и угостил их на славу.
Как увидел богатый все это угощение, он от зависти и злости чуть не лопнул. «Перед рождеством у него ничего не было, и он приходил ко мне попрошайничать ради святого праздника, а теперь принимает гостей, словно какой-нибудь принц или король»,— подумал он.
— Черт знает, и где ты нашел такое богатство?—спрашивает он у брата.
— Как ему не знать, небось, за дверью у него стояло,— ответил тот, у кого была мельница; вовсе он не собирался брату все объяснять.
Но попозже, когда в голове у него помутилось, забылся он и показывает брату мельницу.
— Вот,— говорит,—гляди, откуда все мое богатство!—и стал просить молоть мельницу то одно, то другое.
Увидел это брат и решил заполучить мельницу, чего бы ему это ни стоило. Прошло немного времени, и бедный согласился отдать мельницу за триста талеров, только с условием, что она останется у него до сенокоса. «А за это время я смогу намолоть еды на много лёт»,— подумал он. Мельница без дела не стояла, а когда пришел сенокос, богатый забрал ее себе; только бедный не стал его учить, как управлять ею.
Вечером богатый принес домой мельницу, а наутро говорит жене:
— Пойди последи за косцами, а завтрак я сам приготовлю.
Подошло время к завтраку, и поставил он мельницу на стол.
— Мели селедку и кашу, да поскорее! — говорит.
И принялась мельница молоть селедку и кашу; сначала наполнились все миски, потом бочки и корыта, а потом полилась каша и посыпалась селедка прямо на пол в кухне. Хозяин и так и сяк—хочет остановить мельницу, а она все мелет и мелет, и скоро налилось столько каши, что он сам чуть не утонул. Распахнул он дверь в комнату, но скоро и комната вся наполнилась кашей. Каша все течет и течет, и уж как он нашарил дверную щеколду, прямо не знаю! Зато уж как открыл он дверь, так недолго в комнате оставался; выскочил наружу, а каша с селедкой за ним, затопила весь двор и дальше потекла.
А жена работает, вяжет снопы и думает: «Что-то долго не зовет муж завтракать. Надо пойти ему помочь, ведь он не умеет кашу варить!» Сказала она это косцам, и они отправились к дому. Только поднялись на пригорок, а навстречу им селедка и каша—течет, булькает, шумит, а впереди сам хозяин несется.
— Эх, черт, хоть бы у вас было по тысяче брюх у каждого. Смотрите только не утоните в своем завтраке! — закричал он и помчался мимо них так, словно за ним гнался Нечистый, и дальше, дальше, прямо к дому своего брата.
— Возьми ты ее себе, бога ради,— просит,—да поскорее! Ведь если она этак еще немного промелет, мы все потонем в каше!
Но брат не соглашался забирать мельницу, пока богатый не заплатит ему триста талеров, и пришлось тому заплатить.
Теперь у бедного были и деньги, и мельница. Прошло немного времени, и отстроил он себе двор гораздо лучше, чем у брата; мельница намолола ему так много золота, что он покрыл дом золотою крышей, а стоял дом на самом берегу моря и сиял на весь фьорд. Все, кто проплывал мимо, выходили на берег и заходили в гости к богатому хозяину золотого двора, и всем хотелось взглянуть, на чудесную мельницу, потому что молва о ней прокатилась по всему свету и трудно было сыскать такого, кто ничего о ней не слыхал.
И вот однажды приплыл в те края один моряк, и захотел он взглянуть на мельницу. И спросил, сумеет ли она намолоть соли.
— Конечно, сумеет, а как же! — отвечал хозяин.
Как услышал это моряк, так решил заполучить мельницу, чего бы это ему ни стоило. «Ведь если она будет у меня, мне не придется больше плавать далеко-далеко по морю за солью».
Сначала хозяин никак не хотел расставаться с мельницей, но моряк так молил, так просил, что в конце концов тот продал ее и получил за нее много-много тысяч талеров.
Взвалил моряк мельницу на спину и. поскорее ушел, потому что боялся, как бы хозяин не передумал. Спрашивать, как управлять мельницей, у него не было времени. Сел он на корабль и отправился в путь, а когда вышел в открытое море, поставил перед собой мельницу.
— Мели-ка соль, да поскорее!—сказал моряк.
Принялась мельница молоть соль, мелет и мелет. Намолола мельница полный корабль соли, хотел моряк ее остановить, старался, просил ее, молил, а она не останавливается. Все выше и выше росла соляная гора, и наконец пошел корабль ко дну.
А мельница до сих пор стоит на дне морском и все мелет и мелет соль. Оттого и вода в море соленая.
Если интересно, то я выложу сказки с картинками разумеется, вот из этих двух книг: